Frankie Mills
Китайские власти преследуют уйгуров до самой Арктики
- Фотографии by Франки Миллз
За последний месяц своего пребывания в Синьцзяне, до отъезда в Европу, Меметтурсун Омер наслушался угроз от своих китайских кураторов.
Они рассказывали, как «расправлялись» с теми, кто уезжал на запад по разведывательным задания, а потом переставали выходить на связь с властями.
«Куда бы ты ни отправился, мы можем вернуть тебя в любой момент. У тебя лишь один выход — работать на нас», — говорили они. Высадив его в аэропорту, они сказали: «Братишка, если ты вдруг начнешь забывать то, что мы тебе говорили, просто посмотри на луну. Везде, где ее видно, мы достанем тебя».
Это было в начале 2018 года. Китайские агенты отправили Омера в Дубай в надежде на то, что оттуда он отправится в Европу — шпионить за уйгурской диаспорой.
Как китайские власти притесняют журналистов: больше нет границ, больше нет ограничений
В том, что авторитарные власти оказывают давление на журналистов, нет ничего нового. Журналистов убивали за освещение преступлений Гитлера и разоблачение сталинского Голодомора. В 2018 году Джамаль Хашогги, журналист, критиковавший правительство Саудовской Аравии, был жестоко убит в стенах саудовского консульства в Стамбуле.
Но кампания Китая по запугиванию и подавлению журналистики и свободы вывела репрессии на новый уровень. Новый режим игнорирует национальные границы и любое, даже очень туманное, ощущение, что существуют ограничения.
Существует термин, который описывает новую войну против свободы слова: транснациональные репрессии. Это и высокотехнологичная слежка, шокирующие акты нарушения международного права, а также старые добрые угрозы членам семьи.
Ему дали инструкции внедриться в уйгурские общины и передать обратно информацию об активистах, пытающихся привлечь внимание общественности к нарушениям прав человека на северо-западе Китая.
Китайские агенты несколько месяцев «обрабатывали» Омера, угрожали и «промывали ему мозги», а тот, в свою очередь, смог убедить своих кураторов в том, что они подготовили лояльного китайского гражданина, который выполнит распоряжения государства.
В Синьцзяне, который многие уйгуры называют Восточным Туркестаном, более миллиона уйгуров и представителей других мусульманских меньшинств находятся в концентрационных лагерях и изоляторах, тюрьмы и исправительно-трудовые комплексы.
31-летний Омер — один из очень немногих уйгуров, которым удалось сбежать из Синьцзяна в последние годы. Он бежал максимально далеко: в Киркенес, отдаленный арктический городок на самом севере Норвегии, в нескольких шагах от российской границы. Он приехал туда в январе.
Здесь, в Арктике, где над головой переливается северное сияние, а снег глушит каждый звук, он чувствует себя в большей безопасности, чем когда-либо за последние годы.
Уйгурский кризис
За последние годы весь Синьцзян, регион на северо-западе Китая, превратился в тюрьму под открытым небом. Китайские власти развернули жесткую политику репрессий, тюремного заключения и слежки против тюркских этнических групп Синьцзяна, преимущественно мусульманского вероисповедания — уйгуров, казахов, кыргызов и таджиков.
Сотни тысяч людей были направлены в ряд учреждений национальной системы безопасности, включая почти миллион уйгуров, которых заперли в лагерях идеологического перевоспитания, центрах содержания под стражей, тюрьмах и исправительно-трудовых комплексах. Детей отправили в государственные детские дома, находящиеся под усиленной охраной. За всеми ведется круглосуточное наблюдение.
Цель такой политики руководства страны — установить тотальный контроль над мусульманами, проживающими в Синьцзяне, обеспечить культурное и расовое превосходство ханьцев, обезопасить огромные природные ресурсы этого района и, в первую очередь, подавить политический сепаратизм, заставить замолчать инакомыслящих и всех тех, кто осмеливается сомневаться в линии, выбранной коммунистической партией.
Сейчас же китайские власти обратили взор за пределы Синьцзяна и стремятся заглушить голоса уйгуров, где бы те ни находились, и не дать им рассказать всему миру правду о катастрофе в области прав человека на их родине.
«Здесь я крепче сплю, — говорит он. — Мне кажется, будто я очутился на краю света».
В Норвегии проживает около 2500 уйгуров. Казалось бы, эта страна, известная своими законами равноправия и демократическими ценностями, ведущая демократия на мировой арене, родина Нобелевской премии мира — должна быть самым безопасным местом на земле.
Но для уйгуров, которые пытаются здесь выжить, все сложнее.
По словам уйгурских активистов в Норвегии, «почти 100%» уйгуров здесь сталкиваются со слежкой, угрозами и цензурой со стороны китайского государства.
Они описывают коллективное чувство беспокойства, царящее среди норвежцев уйгурского происхождения, — ощущение, что за тобой непрерывно следят.
«Местные уйгуры нередко говорят, что хотели бы жить без психологического давления, как европейцы, — говорит Бехитияр Омер, директор группы, борющейся за правосудие для норвежцев уйгурского происхождения, штаб-квартира которой располагается в Осло (Бехитияр Омер и Меметтурсун Омер не родственники). — Но это совсем не просто; мы никогда не чувствуем себя в безопасности».
В прошлом году его мать, живущая в Синьцзяне, призналась ему, что полиция регулярно к ней наведывается. Она просила его быть осторожным даже в Норвегии. «Она сказала мне: “Полиции известно все. Им известно даже то, что происходит в твоем доме”».
Он рассказал, как полиция периодически звонит норвежцам уйгурского происхождения в WhatsApp из домов их родственников в Синьцзяне и давит на них, требуя передать ту или иную информацию и прекратить активистскую деятельность. Звонки очень тревожат уйгуров — они опасаются, что их семьи возьмут в заложники, если они не возьмут трубку.
«Именно так китайское правительство проверяет эффективность различных методов и понимает, кого можно легко контролировать», — считает Омер.
Цель правительства — заставить уйгуров Норвегии замолчать.
Когда-то уйгуры, находившиеся в Европе, умоляли свои семьи в Синьцзяне быть осторожными, остерегаться властей и не выступать против официальной политики Китая. Сейчас же ситуация кардинально противоположная: уйгуры, находящиеся в Китае, призывают своих родственников за границей, молчать, прекратить свою активистскую деятельность и быть предельно осторожными, где бы они ни находились — в Стамбуле или Лондоне, на заснеженных улицах Осло или в небольших норвежских городках далеко за полярным кругом.
«Когда я приехал в Норвегию, я был полон опасений и потому сменил имя», — признается 34-летний Мердан. Официально он носит норвежское имя Мартин Гуннар, но все знают его под настоящим уйгурским именем Мердан.
Мердан покинул родину в 2010 году после жестоких пыток в китайских тюрьмах.
Год спустя, когда он жил в лагере для беженцев на юге Норвегии, ему позвонил китайский чиновник и посоветовал не распространяться о том, с чем он столкнулся в тюрьмах Синьцзяна.
«Он сказал, что если я кому-нибудь расскажу о том, что пережил, то моя семья в Восточном Туркестане за это поплатится», — сказал он.
В первые годы своего пребывания в Норвегии Мердан жил в страхе, прокручивая в голове слова чиновника.
Однако в 2018 году, когда кризис в Синьцзяне обострился, он решил, что больше не может хранить молчание, даже если расплатой станут страдания его семьи.
«Что бы мы ни сделали, наши родители все равно пострадают от действий китайского правительства», — сказал он.
И Мердан заговорил. Он организовал в Осло несколько групп уйгурских молодежных активистов, возглавил исламско-уйгурский культурный центр, прошел обучение работе со СМИ и оборудовал домашнюю студию, где начал снимать новостные видеоролики об уйгурском кризисе и выкладывать их на YouTube. Кроме того, он вернул свое уйгурское имя.
Мердан говорит, что его больше не заботит, какие данные о нем собрали китайские власти. Этого смешливого, энергичного молодого человека можно нередко увидеть в уйгурской доппе — традиционном головном уборе.
Он ездит по Осло на Audi с бутылкой Red Bull в подстаканнике, доппой на приборной панели и узнаваемым номерным знаком, на котором дерзко написано «УЙГУР». Разрешение на использование столь необычного знака в течение десяти лет обошлось ему в чуть более чем 1000 долларов.
«Как только я его получил, я пять или шесть раз проехал мимо китайского посольства. Я же не террорист, я не сделал ничего плохого».
В дневное время Мердан — активист и режиссер, а вечера он проводит на курсах медбратьев, или в интернатах для престарелых и домах пожилых людей, оказывая им необходимую помощь.
Так он ощущает связь со своими родителями в Синьцзяне. «Я не могу вернуться домой и позаботиться о своих родителях, поэтому мне остается лишь надеяться, что если я позабочусь о чужих родителях, то кто-то позаботится о моих», — рассуждает молодой человек.
В 2019 году ему позвонили по видеосвязи. Его рыдающий отец навел видеокамеру на мать со сломанными и перевязанными коленями.
«Если ты не прекратишь то, чем занимаешься, мы можем пострадать еще больше, — сказал отец Мердана. — Посмотри, в каком состоянии твоя мать — и все из-за тебя». Мердан считает, его отец имел в виду, что если он продолжит свою деятельность, то китайские власти накажут его мать.
Мердан заплатил более 1000 долларов за то, чтобы на его номерном знаке было написано «Уйгур». Мердан посменно ухаживает за пожилыми людьми, надеясь таким образом стать ближе к своим родителям, оставшимся дома.
Ему звонили еще дважды — в 2019-м и 2020-м. Мужской голос представлялся сотрудником службы безопасности Китая. Он спрашивал: «Разве тебя не волнует судьба твоих родителей? Судьба твоих детей?» Мужчина перечислял имена детей Мердана и называл их школы в Осло.
«Мне угрожали, намекая, что я могу попасть в автокатастрофу или же воры проникнут в мой дом, пока я буду на работе в ночную смену», — поделился молодой человек.
Сотрудник службы безопасности сказал Мердану, что знает о его кредитах в норвежских банках, и назвал их суммы.
Он предложил прислать Мердану деньги, уточнив при этом, что взамен тот будет шпионить за другими уйгурами и прекратит свою активистскую деятельность. Мердан отказался и установил несколько камер наблюдения вокруг своего дома в Осло.
“Я сказал ему: “Ты что, дурак? Тебе не нужно посылать деньги уйгурам, чтобы шпионить за мной и собирать мои данные. С таким же успехом ты можешь просто отдать все деньги мне! Я снимаю видео о том, что мы делаем!” — сказал Мердан. «Все в открытую, нам нечего скрывать!».
Мердан считает, что китайские власти вербуют шпионов с целью внести раздор в уйгурскую общину.
Уйгуры шпионят друг за другом, пояснил он, «не из-за денег. Они делают это, потому что боятся, что их родителей будут пытать или арестуют, отправят в концентрационные лагеря или тюрьмы.
«Никто никому не доверяет», — добавил он.
Посольство Китая в Осло — источник постоянного беспокойства для норвежцев уйгурского происхождения, которые сообщают, что регулярно получают автоматические звонки с телефонных номеров посольства с информацией о том, что им нужно явиться туда и получить некие «срочные документы», иначе их «не пропустят через границу». Один уйгур рассказал, что получал до 20 звонков в течение нескольких недель, когда учился в старших классах школы.
Посольство Китая в Осло опровергло все заявления уйгуров о пытках в тюрьмах, принуждении к шпионажу, взломе, угрозах или контактах со стороны посольства или китайских властей: «То, о чем вы говорите — абсолютно беспочвенные слухи и ложь, сфабрикованная противниками Китая, — говорится в их письме Coda. — До сих пор не представлено абсолютно никаких доказательств в поддержку любого из этих обвинений. Перед лицом неоспоримых фактов ложь, даже повторенная тысячу раз, все равно остается ложью».
В 2019 году 24-летняя исследовательница и студентка юридического факультета из Осло Мюттер Илликуд начала писать для норвежского веб-сайта, который ведут уйгуры, анонимные статьи о проблемах в области прав человека, с которыми сталкиваются представители этой народности.
Она тщетно пыталась сохранить в тайне свою писательскую деятельность. Через несколько месяцев после выхода первых статей к ее бабушке, живущей недалеко от столицы Синьцзяна Урумчи, постучали в дверь. Сотрудники Бюро национальной безопасности Китая прибыли с распечатками статей Илликуд.
«Я понятия не имею, как они обо всем узнали, — недоумевает Илликуд, бабушка которой получила предупреждение от полиции. — Она попала в беду из-за моих анонимных статей».
В ноябре 2020 года полиция вновь наведалась к бабушке Илликуд, на этот раз с требованием выдать норвежский номер телефона и адрес девушки.
Когда Илликуд узнала об этих визитах, ее охватило чувство вины: «Я чувствовала себя виноватой за угрозы в адрес моей семьи. Но потом я напомнила себе, что не сделала ничего плохого».
Илликуд перестала использовать псевдоним и, наоборот, стала более смелой в своих высказываниях. «Я поняла, что нет смысла хранить секретность — они все равно все узнают», — философски рассуждает девушка.
Илликуд работает в Уйгурском институте правосудия переходного периода — проекте, который собирает данные об исчезновениях уйгуров в Синьцзяне. Преследование, слежка и взломы для сотрудников Института — издержки профессии.
В 2021 году, когда Илликуд давала экспертные показания в лондонском Уйгурском трибунале, который расследовал вопрос о том, являются ли действия Китая в Синьцзяне геноцидом, на ее телефоне всплыли уведомления о взломе ее учетных записей в социальных сетях и электронной почте.
«Китай, Иран и другие авторитарные государства используют свои спецслужбы для выявления находящихся в Норвегии диссидентов и беженцев и слежки за ними и будут продолжать свое дело и в 2022 году», — убежден Мартин Бернсен, старший эксперт Полицейской службы безопасности Норвегии. Он добавил, что их целью является «устранение» политических оппонентов.
Он объяснил, что режимы, подобные китайскому, часто проникают на мероприятия сообществ изгнанников и в группы активистов, а сотрудники иностранных разведок пытаются получить доступ к иммиграционным базам данных Норвегии.
Прошлой осенью в Норвегию из Турции прибыл 101 уйгур. Все больше представителей этой народности покидали страну по мере того, как жизнь при режиме Реджепа Эрдогана становилась все сложнее, а перспектива заключения договора об экстрадиции между Анкарой и Пекином — все реальнее.
Они купили билеты из турецкого города Антальи в Белград с пересадкой в Осло. Гражданам Китая не нужна виза в Сербию, поэтому они без проблем сели на самолет, но сошли с него во время пересадки в Осло.
Одним из пассажиров того рейса был Меметтурсун Омер.
Когда он был еще ребенком и жил в округе Гума, расположенном в пустыне Такла-Макан, Синьцзян, родители рассказывали ему истории о Крайнем Севере, где летом не наступает ночь, а зимой не восходит солнце, и потому в Рамадан верующим, бывает, приходится поститься по 20 часов в день.
Мальчик думал, что все это выдумки, которые на ходу сочиняли взрослые.
В январе его отправили в приграничный арктический городок Киркенес, в котором норвежская иммиграционная служба открыла центр приема беженцев, где разместилось примерно 60 уйгуров. В течение первых нескольких недель пребывания Омера там солнце так и не взошло: «Никогда не думал, что окажусь так далеко на севере».
Он проводил дни, гуляя по заледенелому приграничному городку в синеватых сумерках полярной зимы, глядя на заснеженную пустыню.
«Всю свою жизнь я прожил в окружении людей. Но здесь почти никого нет. Все такое… другое, — удивляется он. — Мне интересно, так ли я проживу всю оставшуюся жизнь».
Киркенес и арктические интересы Китая
Центр приема беженцев в Киркенесе был частично открыт для беженцев, пересекавших российскую границу, — ранее тысячи сирийцев переправились в Норвегию из России на велосипедах, воспользовавшись лазейкой в законодательстве.
Несмотря на то что Киркенес кажется неимоверно далеким от Китая, он не выходит за рамки интересов этой сверхдержавы. В последние годы Коммунистическая партия Китая разрабатывала планы развития «Полярного Шелкового пути» и предрекала Пекину роль ключевого игрока в арктической торговле и логистике. Мэр Киркенеса принял участие в приеме делегаций китайских судоходных компаний с целью изучить потенциальную роль Киркенеса как одного из будущих портов на Северном морском пути вдоль побережья России. По мере таяния морского льда этот маршрут вскоре может стать судоходным, что позволит сократить путь из Европы в Азию примерно на 40 %.
“Я думал: “Неужели это теперь моя жизнь навсегда?”. И выкладывал видео северного сияния на Instagram.
Подростком Омер любил Китай. Его страницы в WeChat часто пестрели китайскими флагами, а поскольку он учился на повара в Пекине, у него было много друзей и коллег из числа ханьцев.
“Я всегда был против тех уйгуров, которые выступали против китайцев”, — сказал он. “Я верил, что китайское правительство ничего не сделает с невинными людьми. И я никогда не думал, что они сделают что-нибудь со мной — потому что для этого я должен был бы сделать что-то плохое”.
Омера арестовали в 2017 году в Синцзяне после поездки за границу. Полиция всегда задерживает уйгуров Синьцзяна, вернувшихся из-за границы, ведь сам факт ее пересечения, по утверждению китайских властей, является основанием для ареста по подозрению в террористической деятельности. Он провел более десяти месяцев в центрах содержания под стражей и тюрьмах строгого режима.
Его привязали к «стулу тигра», допрашивали и били током. Ночью, когда он спал, камеры с углом обзора 360 градусов наблюдали за ним со всех сторон. Если он переворачивался в кровати, камера жужжала, отслеживая его движение. Если он снова шевелился, охранник кричал через громкоговоритель, чтобы он не двигался.
Следователи сказали ему: «Мы станем лучшими друзьями». Он был вынужден регулярно встречаться с ними и отвечать на вопросы о своих родственниках, живущих в Европе.
Омеру удалось убедить агентов, что его отец был известным активистом в Германии, имевшим вес во Всемирном уйгурском конгрессе — главной уйгурской правозащитной организации.
Агенты Синьцзяна разработали план, согласно которому он должен был проникнуть в группу и передать своим кураторам интересовавшую их информацию.
«Они хотели, чтобы я поехал в Германию и влился в группу, узнал номера телефонов и адреса ее членов, выяснил, какими рейсами они летали, в каких ресторанах ели», — сказал он. Ему было приказано передавать информацию во время видеозвонков в WeChat.
Снова и снова Омеру угрожали тем, что произойдет, если он подведет своих кураторов.
«Не забывай, что твои старшие братья все еще здесь, в Синьцзяне, — напоминал ему агент. — Если ты вздумаешь исчезнуть, они пострадают». Его заставили подписать признание в участии в террористической деятельности. «Куда бы ты ни отправился, мы используем это признание, чтобы доказать твой статус преступника и вернуть тебя в Китай».
Несмотря на их угрозы, Омер намеревался «пропасть с их радаров», как только покинет Китай.
Он прилетел в Дубай, откуда тут же позвонил отцу в Турцию и рассказал о том, что произошло, после чего отправился в Стамбул, где попытался начать новую жизнь.
В 2018 году, когда в город пришла весна, Омер встретился со своим отцом, нашел работу поваром и сделал предложение своей девушке. Он старался забыть все то, что говорили ему китайские агенты, но это оказалось непросто: его постоянно преследовали пугающие звонки и сообщения от кураторов. Записи этих сообщений он хранит в телефоне до сих пор.
Сидя в своей гостиной в Киркенесе, он проигрывал их одну за другой, пока за окном падал снег. Металлический голос чиновника заполнял комнату.
«Мы отправили тебя туда не для того, чтобы ты так себя вел, — увещевал его чиновник на одной из записей. — Ты забываешь, кто ты».
Во время телефонных звонков начались первые угрозы: «Нет нужды рассказывать тебе о том, как мы работаем. Мы убьем тебя, даже если ты спрячешься в Германии. Мы решим эту проблему нашими методами».
Эти сообщения «были психологическим приемом, нацеленным на то, чтобы сломить мою волю, — делится Омер. — Мне казалось, что я все еще в тюрьме. Я был все время напуган и вздрагивал от каждого шороха. Даже сейчас, вспоминая об этом, мне страшно».
Летом 2018 года Омер передал записи голосовых сообщений и звонков уйгурской службе радио «Свободная Азия» (RFA). RFA опубликовало эти записи, и звонки из Китая сразу же прекратились.
Куратор Омера попытался связаться с ним еще раз, прислав сообщение «не надо так, братишка».
Омер ответил подмигивающим эмодзи с высунутым языком.
Несмотря на отсутствие дальнейших сообщений, Омер жил в страхе, что в Турции действительно может быть небезопасно — что его в любой момент могут тайком вывезти в Китай, и он снова окажется в ловушке в Синьцзяне.
В сентябре 2021 года Омер улетел в Норвегию.
«У нас нет иного выхода, кроме как приехать сюда. Другого пути нет. Мы не можем вернуться», — сказал Омер.
Спустя две недели пребывания в Киркенесе Омер впервые увидел восход солнца. Приближается весеннее равноденствие, дни становятся все длиннее. Киркенес находится на такой широте, где шесть дней в месяц луны не видно.
Слова китайского агента о том, что Омера найдут везде, где светит луна, постепенно стираются из памяти.
Этот материал подготовлен при поддержке Медиасети
