«Я бы приравнял это к пыткам»

21 июня Государственная Дума РФ проголосовала за полный запрет трансгендерного перехода. Запрет распространяется на любые «хирургические операции, направленные на изменение пола человека» и запрещает трансгендерным людям менять имя и гендерный маркер в официальных документах. 

Запрет на смену пола знаменует собой финальный виток подавления прав ЛГБТК+ людей в России. В ноябре 2022 года президент России Владимир Путин подписал закон, запрещающий любую деятельность, пропагандирующую «нетрадиционные сексуальные отношения», фактически запретив любые книги, фильмы, СМИ и интернет-ресурсы, обсуждающие или упоминающие ЛГБТК+ людей.

Законопроект, запрещающий трансгендерный переход, еще должен пройти через Совет Федерации и быть подписанным Путиным, но в случае его вероятного принятия он лишит трансгендерных людей доступа к жизненно важным процедурам — от психологической помощи до гормональной терапии и добровольных операций. 

По словам Егора Бурцева, клинического психолога, который более 10 лет работал с ЛГБТК+ пациентами и транс-людьми в России, запрет на процедуры по изменению пола «равносилен пыткам». 

Бурцев, покинувший Россию в апреле 2022 года и теперь живущий в Литве, опасается, что новый закон усугубит проблемы с психическим здоровьем в российском трансгендерном сообществе, усилит стигму, с которой уже давно сталкиваются ЛГБТК+ россияне, и спровоцирует насилие в отношении трансгендерных людей в России. Чтобы лучше понять далеко идущие последствия запрета на гендерно-утверждающую помощь, я взяла у Бурцева интервью.

В Госдуме приняли новый закон запрещающий юридическую и хирургическую «смену пола». Как это повлияет на трансгендерных людей и их доступ к медицинской и психологической помощи?

То, что они предлагают, это полная отмена процедуры смены гендерного маркера, проведения операций и возможностей гормональной терапии для трансгендерных людей. То есть это полный запрет. Чем это чревато? Чревато это тем, что люди-то останутся, а процедуры запрещены. То есть трансгендерный человек, даже который находится на гормональной терапии 10-15 лет, он уже выглядит давно совершенно иначе, социализировался совершенно иначе и вдруг лишается возможности получать гормоны. Меняется тело, не быстро но меняется, происходят разного рода откаты, трансформации. И это отношение со своим телом у транс-людей довольно сложное. И то, что будет происходить, это высочайший риск депрессии, высочайший риск самоповреждения, высочайший риск суицидов.  

Будут перекрыты все возможные каналы какой либо медицинской помощи. То есть люди остаются, а их стирают. Они никуда не денутся. Они не могут по приказу власти изменить свое ощущение, самоощущение, свою гендерную идентичность. Просто действительно их выбрасывают за борт. И я бы приравнял это к пыткам — лишение трансгендерных людей медицинской помощи, гормональной терапии и любой психологической помощи, которая могла бы быть раньше доступна.

Люди остаются совершенно без помощи и в ужасном положении страха, унижения, дискриминации, стигмы. 

Россия — не единственная страна, принимающая законы против гендерно-утверждающей терапии. Например, во Флориде, в США, недавно был принят законопроект, который делает незаконным предоставление гендерно-утверждающей помощи трансгендерным детям до 18 лет. С медицинской точки зрения, нужны ли вообще какие-либо ограничения на то, кто и в каком возрасте может совершать переход? В чем цель государства когда создаются такие ограничения?

В мире сейчас идет волна таких анти-гендерных движений. Консерватизм, неоконсерватизм выходят на первое место. Волна анти-транс-движений накрывает весь мир, и Россия активно, радостно к этому присоединилась, и некоторые достаточно демократичные страны в этом сейчас не преуспевают. Но это не означает, что эта ситуация не изменится, потому что демократия работает несколько иначе. Демократия не работает так, чтобы какая-то уязвимая группа получала помощь, а какая-то отбрасывалась.

Что же касается помощи детям до 18 лет, это очень дискуссионный вопрос. Здесь нет единой политики. Понятно, наверное, что первое ощущение — это недоумение, как можно что-то до 18 лет позволить. Но я как психолог, который работал в основном в России, где с 18 лет разрешался трансгендерный переход, обычно рекомендовал родителям просто поддерживать, просто называть человека его именем, его местоимением. И согласно статистике, это резко уменьшает риски суицидального поведения — просто принять ребенка, называть его так, как ему нравится. 

Дать право человеку с какого то определенного возраста решать за себя, что будет с гормональной терапией, дать возможность эндокринологам грамотно, четко, с учетом обстоятельств, помогать человеку — это важно.

Вы работаете с большим количеством трансгендерных пациентов. Исходя из того, что вы видели в своей практике, с какими проблемами (медицинскими, межличностными, социальными) сталкиваются трансгендерные люди в России?

Первая проблема связана с социализацией. Это начинается с того, что человек себя осознает, несет себя в общество — это камингаут, который совершают транс-люди. И первая проблема обычно связана с принятием семьей, друзьями, коллегами, одногруппниками и так далее. Конечно, это постоянная стигматизация. Это огромные проблемы с доступом к медицинской помощи, она была всегда. 

Из-за того, что стигматизация такая многоуровневая, разноплановая, транс-людям приходится испытывать разные сложности. Часто это травматические состояния, стрессы, суицидальные состояния. Депрессии довольно серьезные. У большого процента трансгендерных людей депрессивное состояние. Тревожное состояние тоже практически сплошь и рядом. Все это происходит из за того, что стигма, дискриминация во всем мире, особенно в России, достаточно сильны. 

Можете кратко рассказать о юридическом и медицинском процессе через который должен пройти трансгендерный человек в России чтобы совершить переход?

Эта процедура в России была одной из самых лучших в мировой практике. Мы даже этим немножко гордились, потому что в последние годы Россия подготавливалась к принятию МКБ-11. Это международный классификатор болезней 11-го пересмотра, в котором трансгендерность была исключена из психиатрических состояний. Снятие этого психиатрического диагноза для транс-общества было грандиозной победой. И ко всему прочему получается так, что перенос в этот раздел и исключение этого диагноза предполагает то, что и процедура смены гендерного маркера упрощается во многих странах. То есть люди просто приходят, заявляют о своем желании и проводят разные процедуры. 

У нас были несколько комиссий в России, которые выдавали эти справки-разрешения. Комиссия состоялась из психиатра, клинического психолога и сексолога. И люди приезжали на эти комиссии, проводили беседы, проходили диагностику. И после этого получали справку-разрешение, с которой могли пойти изменить паспорт без каких-то юридических вмешательств. Процедура была довольно гуманной. До этого, меньше 10 лет назад, все это происходило еще через хирургические операции. Раньше необходимо было сделать хотя бы одну хирургическую операцию. И, кстати, во многих странах мира, это требование до сих пор осталось. 

Российское правительство много говорит о защите «традиционных ценностей». Путин часто утверждает, что скоро на Западе у детей будут «родитель №1» и «родитель №2» вместо мамы и папы. 

Одна из больших проблем Владимира Владимировича и некоторых других политиков, точнее всей Государственной Думы, это то, что они не обращают внимания на научно обоснованные подходы. Они не смотрят науку, они не изучают исследования, не знают, что они там предлагают. Они просто занимаются популизмом и служат власти. 

Весь мир идет к многообразию, это уже не остановить. Мы видим это по нашим подросткам, которым 15-16 лет и которые политикой мало интересуются в силу своего возраста, больше интересуются отношениями и своей собственной идентичностью, как они ее выстраивают, как они смотрят на отношения, какие эксперименты у них происходят. Они гораздо более широко смотрят на вещи. Мир для них гораздо более многоуровневый, не черно-белый, как для представителей власти, которым, как правило, немало лет.

Отражает ли эта государственная позиция то, как российское общество в принципе относится к трансгендерным людям?

Думаю, во многом да. Потому что есть такая штука, как пропаганда. Усредненное российское общественное мнение формирует пропаганда. Если пропаганда работает таким образом, то немало людей действительно трансфобны, гомофобны. Боюсь, что будет очень много насилия в адрес ЛГБТК+ и в адрес транс-людей. Будут убийства, будут насильственные действия. Это очень страшно. Все это очень кошмарно. 

Поэтому, опасаясь этого, сейчас ЛГБТК+ люди в панике пытаются куда-то убежать. Но транс-люди, как правило, материально необеспеченные. Им очень сложно сдвинуться с места, у них не соответствуют документы, у них не всегда есть паспорта. Они оказываются заперты в этих стенах с этим обществом. 

Но есть альтернатива, есть, конечно, люди более прогрессивные, мыслящие. Некоторые сейчас уехали, но многие остались в стране. Они просто закрылись, молчат, не высказываются активно, потому что безопасность сейчас превыше всего. И как только будет возможность выдохнуть, мы услышим эти голоса. И я очень надеюсь, что когда нибудь ситуация начнет меняться к лучшему. Мы все вместе будем ее менять.